Валерий Барашков, народный учитель Беларуси:
Чтобы не зазнавались.
Вы понимаете, в какую историю Вы вошли? Вы – первый народный учитель Беларуси.
Валерий Барашков:
Такое звание, которое появилось у нас, оно говорит о том, что на учительство возлагается большая надежда государством.
Работа учителя – в почёте. Это приятно.
Ну, и для меня лично волнительно и ответственно.
Я прекрасно понимаю, кем должен быть народный артист. У нас в стране заведено так, что просто так звания не раздаются, как у наших соседей. Могут просто так или под какое-нибудь событие. Кто ни попадя – народный артист, заслуженный артист. Но народный учитель – что надо пройти? Как Вы думаете, почему именно Вы стали народным?
Валерий Барашков:
Я ещё, вообще, не осознал эти вещи. Конечно, мне пришлось определённое время не только поработать, но и попахать, это понятно. У меня даже был один год, в деревне когда работал, в сельской школе – я для себя постановил: ни одного дня выходного. И я выдержал. Конечно, в нашей стране много замечательных учителей. Мне приходилось на разных форумах встречать интереснейших людей, которые в педагогике работают.
И всё думаю: почему именно я?
Не знаете?
Валерий Барашков:
Ну, показатели были, конечно. Дело в том, что у нас ведь показатели какие: иногда вот ученика-«троечника» поднимаешь до уровня настоящей «тройки» – это, порой, более ценно, чем победа на международной олимпиаде. Но это не видно.
Валерий Васильевич, я думаю, всё-таки, не в показателях дело. Всё-таки, во-первых, у Вас очень удивительная, особенная судьба – Вы, насколько я понимаю, 17 лет проработали просто в деревенской школе в Чаусском районе. Более того, за эти несколько минут, которые мы провели с Вами по пути с вокзала вот сюда, я понял, насколько Вы обаятельный, интересный человек. Это, видимо, главная причина? Но никакие не показатели.
Валерий Барашков:
Мне повезло, наверное, что из ряда мест, куда я мог пойти работать после института – после института меня направили было в могилёвский филиал Института физики Академии наук…
И это могла бы быть такая научная стезя?
Валерий Барашков:
Да. И я стремился к науке, мне хотелось этим заниматься.
Я уже последние (четвёртый-пятый) курсы из областной библиотеки не вылазил.
Я читал серьёзную литературу и серьёзную физику, которой в пединституте даже и не занимались.
Тогда объясните мне: где Вы брали мотивацию для своей работы, когда работали в деревне и у Вас в классе, допустим, 5 детей. В некоторых домах не то, что газеты, буквы не было, если я правильно цитирую.
Валерий Барашков:
Начало преподавательской деятельности было таково, что у нас хорошие классы были, наполненные – по 15-17 человек. И были очень сильные дети. Были дети, которые за 10 лет обучения в сельской школе ни одной не имели текущей «четвёрки».
И вот тут я появился, и наступил конфуз: пошли «двойки» и «единицы».
Я пришёл из института, у меня мотив такой был, как бы, профильного преподавания – мне хотелось сложные задачи давать и много. Вроде, и объяснял, после уроков с ними занимался. Но одно дело – давать, одно дело – заниматься. Другое дело – довести до понимания. То есть, наверное, неправильно уровнем распоряжался этих заданий и так далее. То есть, не получалось у детей. У меня первый год было очень много «двоек» – и за четверть. Уже после Нового года одна девочка мне говорила: «Валерий Васильевич, мы собирались уходить из школы из-за Вас». Ну, на одни «пятёрки» человек учился и тут «два»-«три» пошли. Я говорю: «Так, а сейчас?» «Нет-нет, сейчас мы никуда не уйдём», – говорит. То есть, мне тоже было нужно время, чтобы вот академический подход к образованию устранить. И ещё в моей практике в первый год было тоже такое революционное событие – вроде, на каждый урок идёшь, готовишься, соки из себя выжимаешь, чтоб чему-то научить и вдруг выясняется в мае-месяце, что даже лучшая ученица в классе не помнит, чему равно ускорение свободного падения.
Для меня был шок.
Я сразу понял, что всё, что я делал, надо перечеркнуть. И, если директор со мной боролся за эти «двойки», следующий год – «двоек» просто не стало. Ни в одном классе. И он несколько раз, на совещаниях всех говорил: «Не понимаю, что случилось. Где «двойки»?»
Вы видели несколько поколений школьников. Из тех, которые вырастали, становились потом кем-то в жизни, и можете проследить, насколько меняется общество, по Вашему мнению. Знаете, если очень просто сказать, вот многие говорят: «Дети стали сейчас вредные. Дети стали более разбалованные». Можно другую мысль найти. Как мне мама рассказывала, в простом белорусском посёлке какого уровня была интеллигенция, какого уровня были преподаватели. Сейчас, к сожалению, сравнение не в эту пользу. Итак, мы можем говорить о том, что нынешнее поколение детей – оно не дотягивает по каким-то параметрам до предыдущих поколений?
Валерий Барашков:
Нет. Дети намного продвинутее, чем раньше. Вот, если брать моё начало работы в школе – они берут сейчас вот это фоновое образование: оно и на улице проявляется, и в Интернете, и так далее.
Они – очень продвинутые.
И, конечно, если раньше, вот как Вы говорите про свою маму, дети многого не знали. И знаний было гораздо меньше. И поэтому вот те знания учительские, которые им предъявлялись – они были для них, как бы, божественными. А сейчас ученик иногда знает больше учителя.
Насколько верна сейчас мысль о том, что нынешний, современный учитель должен не давать знания, а рассказывать, где брать эти знания?
Валерий Барашков:
Дело в том, что вот у меня сейчас ученики есть, которые закончили физтех даже, они занимаются научным подходом в сборе и обработке информации. Вот, я когда начинал в лицее ещё работать, любая книжка какая-то новенькая появилась – у меня руки аж тряслись: у меня есть, ни у кого нет, а у меня есть. Сейчас можно в Интернете всё найти.
Всё просто можно найти. Но как этим воспользоваться?
Значит, в этом предназначение учителя?
Валерий Барашков:
Да. Как этим воспользоваться.
Валерий Васильевич, такой вечный вопрос – деление на физиков и лириков. Вот я совершенно точно знаю: если попадать к удивительному преподавателю и он увлечёт своим предметом, то все подряд будут, как минимум, увлечены. И мерить себя, и видеть своё будущее именно в этом предмете. Как Вы считаете, в человеке заложено – физик или лирик? Или, если вот он попадает в Ваш класс, то это уже точно физик?
Валерий Барашков:
Ну, нельзя так, наверное, сказать, потому что дети разные. Но, естественно, что мне немало учеников говорили: «Поступил в лицей, думал, стану математиком. Но что-то стал физиком». Я говорю: «Ты ещё никем не стал. Ещё пройдёт время, посмотрим – программистом станешь. Может, даже режиссёром».
Некоторые у нас физмат закончили и в телестудии работают, допустим.
Вы знаете, большинство самых успешных КВН-щиков, как раз-таки, с радиофизики, с физики – оттуда.
Валерий Барашков:
Да. То есть, у меня такой предмет, который, чтобы успешно вести, зависит не только от меня. Очень сильно зависит от того, кто с тобой работает в параллели по математике. Потому что физика сейчас стала – когда я учился в школе, она была описательная такая – она математизирована сильно. Сейчас в упражнениях есть задачи, которые были на областных, всесоюзных олимпиадах моего времени, и даже попозже. То есть, усложняется процесс. И это, наверное, правильно. Но раз усложняется процесс, а количество часов уменьшается, нужно искать вот эти вот какие-то моменты, чтобы уплотнить опрос, объяснить сложные вещи.
Учителям живётся непросто, несладко, не очень высокие зарплаты. Вот Вы проработали в деревенской школе, вот Вы сейчас, может быть, и не расскажете, но в машине мне говорили, как у Вас был ноль градусов зимой в школе.
Валерий Барашков:
Ну, это условия были такие. Деревянная школа была из четырёх зданий, которые не соединены между собой.
То есть, звонок прозвенел – надо было и детям, и мне бежать по снегу этому, по грязи.
А тряпку Вы клали в печь.
Валерий Барашков:
Печное отопление было 17 лет и зимой, особенно в морозы, когда приходишь – минус два. Хотя протоплена печка, очень сильно протоплена.
И дети сидели в тулупчиках.
Валерий Барашков:
И дети сидели, да. В перчатках. Потом мы нагревали. Трудно поверить, но это было. Сейчас этого нет. Там хорошая школа построена.
И приходилось класть эту тряпку в печь, чтобы она разогрелась, чтобы стирать на доске.
Хорошо. Вот и у Вас двое детей, жена – учительница, Вы – учитель. Как Вы выживали? И вы по воскресеньям сидели в кабинете вместо того, чтобы там, условно говоря, приусадебный участок обрабатывать. Как же Вы выживали?
Валерий Барашков:
В деревне всё близко. Метров 200 – и мы дома. Мы бегали, когда дети маленькие были, нам расписание делали в школе так, чтобы «форточки» были совмещённые такие. Побежали, посмотрели, прибежали. А иногда приходилось и детей брать на педсовет.
Я в командировке, а дети на педсовет приходили.
Вы давали много интервью после того, как стало известно, что Вы получаете звание первого нашего народного учителя. И вот, знаете, может быть, это было так вырвано из контекста, но одна статья называлась: «Всё, что мы делаем в педагогике – неправильно». Понятно, что оно вырвано.
Валерий Барашков:
Нет. Я прокомментирую. Конечно, категорично так нельзя заявлять. Это понятно. Меня самого это ошарашило название. Я эту статью полностью так и не прочитал, но заглавие я почитал раз шесть. И вот, седьмой раз, когда я читал, я обратил внимание, что то, что Вы сказали – в кавычках стоит. Мне уже полегчало. Вот давайте мы эти все, что мы делаем неправильно, пункты и назовём. Не только я, а все учителя, все работники образования. Потому что – сложная область, мы обязательно там делаем ошибки. И вот мы какие-то ошибки видим, а какие-то, конечно, мы не видим. Какие-то можно устранить, а какие-то, наверное, пока ещё нельзя устранить. Поэтому, конечно, в образовании очень много изменилось. И в лучшую сторону. Вот сравнить учебники белорусские.
Первые учебники белорусские – учителя плакали.
Они вот почитают определение – плакали, ко мне приходили: «Не понимаю, что написано». Сейчас эти учебники уже лучше стали, они сложновато написаны, но, наверное, и нужно сложно – мир сложнее всё.
Задача у хорошего учителя – допустим, чтобы его ученики побеждали на олимпиадах?
Валерий Барашков:
Нет. Вообще, я, в открытую, детям говорю: «Моя задача – научить вас физике так, чтобы вы ничего не понимали. Это – №1 задача. Во всём сомневались». У нас определённая есть традиция, чтобы дети у меня в физмат-кабинете ничего не забывали – если что-то забыли, то я не отдаю.
Отдаю при одном условии – нужно написать четверостишие.
У меня вот такая пачка четверостиший.
И это преподаватель физики заставляет писать четверостишия?
Валерий Барашков:
Да. Вот воспитательница у нас забыла бумажки – это относится и к взрослым, не только к детям – забыла бумажки и написала мне четверостишие: «Бедные-бедные дети, как трудно им жить на свете. Всё учат, учат и учат. Эта физика их замучит». Говорю: «Пожалуйста». Больше она у меня ничего не забывала. Ну, конечно, и я что-то забыл. Надо ж тоже подстроиться, да? Я написал такое четверостишие: «Чтобы физику любить, надо пить и пить, и пить», – делаю паузу, у детей вот такие глаза. «Чай, кофе, молоко и не нюхать табака». Вот такие традиции. Дети организовывают, чтобы ребёнок забыл что-то. Вот организовали, чтоб забыл один ученик пиджак. Через три урока (я три урока носил пиджак – так тепло, хорошо было) приносит мальчик уже не четверостишие, побольше строчек: «Нам Барашков надоел, нас он обижает. Только что-нибудь забудь – тут же подбирает. Ручку, книжку, тюбетейку, калькулятор, телогрейку. Вот забыл сегодня я свой пиджак в начале дня». Почти, как у Пушкина, лирика такая. То есть, детки очень способные.
Правда, что Вам дарят на память барашков в честь Вашей фамилии?
Валерий Барашков:
Это надо вот хорошую фамилию иметь, так получилось.
Много коллекций всяких барашков, и самодельные есть.
Детям же не запретишь, если от чистого сердца, поэтому и мне приятно тоже.
Валерий Васильевич, я от души поздравляю Вас с этим почётным званием. Для меня большая честь беседовать с первым народным учителем нашей страны. Здоровья Вам, вот этого оптимизма, жизнерадостности. И я очень по-хорошему завидую тем детям, которые приходят в Ваш класс и они увлечены тем предметом, которым Вы увлечены не меньше их.
